10 любимых фотографий Тома Скиппа

Том Скипп 15 лет создавал обложки пластинок и видеоклипы для Kasabian, Mumford & Sons и Kooks. Восемь месяцев он работал арт-директором благотворительного журнала в Руанде — интересовался, как живут беженцы в лагерях на территории Европы. Потом снимал истории в Украине: ездил в зону отчуждения и искал тех, кто оставляет на стенах загадочные объявления «Куплю волосы». Bird in Flight попросил Тома выбрать из его фотоархива 10 работ и рассказать о каждой.

1

— Этот снимок для меня — знак перемен. С него я начал серьезно заниматься фотографией, начал воспринимать ее как способ выразить себя и рассказать историю.

Гуляя по пыльным улицам Кигали (столица Руанды) воскресным утром, я заметил темно-розовые и красные листья деревьев, которые только что постригли. Я прошелся чуть дальше, до воскресной школы, где стояла и чего-то ждала эта девочка. Она подходила к листьям практически идеально, и я попросил ее встать возле них. Позу с сомкнутыми руками девушка приняла сама — я думаю, это демонстрирует ее осторожность при виде иностранца и камеры.

Кадрированием я хотел передать, что на ее месте мог быть любой подросток из Руанды. После темных времен здесь есть надежда и сравнительная стабильность.

2

Когда в конце 2015 года я вернулся из Руанды, СМИ были одержимы историями про беженцев в лагере Кале — в основном, сенсационными и устрашающими. Они рассказывали, что беженцы забирают у нас вещи и что их можно приравнивать к животным.

Я решил сам встретиться с беженцами и увидеть условия, в которых они живут. Это портрет 25-летнего суданца Адама Мубарака в импровизированном лагере «Джунгли» в Кале (стихийный лагерь беженцев, надеявшихся добраться до Англии; все несколько тысяч его обитателей были расселены по французским миграционным центрам в 2016 году. — Прим. ред.). Даже в таких ужасных условиях он позволил мне сфотографировать его.

3

Этот человек называет себя уличным принцем Кигали. Я нашел его, когда меня попросили вернуться в Руанду и поснимать людей, которые носят традиционные стрижки амасунзу.

Я знал, что легко найду цветные фоны, что не будет проблем со светом. Чего я не знал — так это того, как будет сиять персонаж. Вамазима Харби не был в стране во время геноцида — думаю, поэтому у него не было проблем с самовыражением. Его внешний вид слишком безукоризненный для мужчины, который живет в комнате без воды.

4

Еще одна картинка из серии «Амасунзу». Это Жанет. Она работает няней в мусульманской семье и поэтому редко показывает свои волосы, чаще носит хиджаб. Люди останавливались и разглядывали ее, когда мы шли мимо автобусной остановки. Они могли никогда прежде не видеть такой прически: она осталась в основном только в исторических презентациях.

По дороге из музея культуры Руанды мы остановились у придорожного кафе. Многие кафе раскрашены в корпоративные цвета пивных компаний, которые ради рекламы красят фасады бесплатно. Нам попался яркий желтый цвет бельгийского бренда Skol — цвет колониального господства, которое и привело к геноциду.

5

Я хотел вернуться в лагерь «Джунгли» в Кале, но никак не мог попасть туда, а потом его сравняли с землей. Новый международный лагерь для беженцев устроили в Дюнкерке, и он был уже совсем не похожим на «Джунгли». Его неплохо охраняли, пройти в лагерь без причины было нельзя. Я притворился членом шведской благотворительной группы. Когда я попал внутрь, у меня было ощущение, что я в тюрьме.

Парикмахеры показались мне важной частью лагеря: они могли контролировать внешность приезжих. Этот момент, когда ты находишься в чьих-то руках, описывал для меня всю ситуацию. Мигрант наконец мог доверить кому-то свою жизнь.

6

Меня отправили в Боснию снимать годовщину резни 1995 года и тех, кто ее помнит. Сребреница всегда в марте попадает в фокус, потому что там проходит много мероприятий, посвященных войне. Каждый год в Мемориальном центре Потокари проводят церемонию сожжения тел людей, опознанных по ДНК [и эксгумированных из общих могил]; она привлекает десятки тысяч скорбящих.

Это фотография Фатимы, которая живет в Сребренице. В ее гостиной висят снимки Тито, бывшего лидера Югославии (с 1945-го по 1980-й). Для Фатимы и многих людей ее поколения он символ объединения и светлых довоенных времен.

7

«Добро пожаловать в Брайтон» — проект, который я снимал, чтобы познакомиться с мусульманскими соседями в Лондоне. Это фото Эгга, хозяина мечети Shacklewell Lane. Когда я фотографировал его, в мечети шел ремонт.

Эгг — очень интересный человек. Он женат на еврейской женщине. Он отсидел за убийство. Я часто возвращаюсь в мечеть посидеть и поговорить с Эггом. Однажды утром я застал там полицию: Эгг и его семья стали получать угрозы, что их убьют.

8

Жить в зоне отчуждения вокруг Чернобыля незаконно, но несколько человек все равно вернулись в свои дома.

Это Василий Семенович Разуменко, который живет со своими кошками. Он сказал мне, что ему 114 лет, и велел передать его коллегам с одесской верфи, что «Этот старый хрен еще жив!» (я потом разговаривал с его соседями, и они сказали, что Василию 95 и он был осужден за убийство). Василий предложил мне поесть и водки. Удивительно, как у человека, который еле ходит, остается энергия выживать.

9

Мы с местным гидом — Виталием были заперты в Чернобыльском музее; у машины, которую я арендовал, спустило колесо; вдобавок нас не пустили на станцию, хотя у меня был пропуск (на ЧАЭС все еще ведутся работы по выводу энергоблоков из эксплуатации — Прим. ред.). Я сказал Виталию, что хотел бы сделать его портрет, и он пригласил меня к себе домой, где живет с матерью.

Виталий очень симпатизирует коммунистам и говорит, что хотел бы жить в Северной Корее. Это образованный человек, которому будто бы нет места в современной Украине. Может, поэтому он и живет в Чернобыле, замершем в эпохе Союза.

10

Ликвидаторы — это группа из 600 тысяч человек, которых отправили в Чернобыль устранять последствия катастрофы. Они поехали туда, где облажались машины. На снимке — Яков Мамедов, один из ликвидаторов.

Яков рассказал, как сбежал из московской больницы, испугавшись чрезмерного лечения. Он думает, что выжил только потому, что был спортсменом — он все еще может поднять над головой гири, которые я не поднял бы выше своей талии. Но радиация сделала его неспособным «быть мужчиной», и он расстался с женой.

В нем такое внутреннее достоинство и сила, каких я никогда не видел.