Вопросы Баухауса: Как вернуть мастерство людям

Широко распространившись в XIX веке, фабричное производство нивелировало роль человека в изготовлении вещей, а постепенно и в строительстве зданий. До этого можно было более или менее точно сказать, кто несет ответственность за сделанное; с появлением машин это стало не так очевидно. Станок избавил цивилизацию от многих ограничений, и все же он был грубее руки мастера и лишен эстетического чувства.

Одним из самых важных пунктов в манифесте школы Баухаус, написанном сто лет назад, было намерение вернуться к принципу ремесленных мастерских. Искусству, с точки зрения Гропиуса и его последователей, обучить невозможно, но искусство является высшей точкой работы ремесленника. Только теперь ремесленник должен был создавать не уникальный предмет, а прототип, который могли бы воспроизводить на фабриках.

Основатели Баухауса не были первооткрывателями этой идеи: пионер промышленного дизайна Уильям Моррис умер за двадцать с лишним лет до появления школы в Дессау. Один из учителей самого Гропиуса — Петер Беренс работал на компанию AEG и среди прочего занимался разработкой дизайна производимых фабрикой вещей, например электрочайника. Но у Баухауса было более точное, чем у предшественников, понимание общественного и экономического значения промышленного дизайна. В школе мечтали с его помощью, во-первых, изменить мир (заполнив дома небогатых людей хорошими дизайнерскими вещами), а во-вторых, разбогатеть.

Они хотели изменить мир, заполнив дома небогатых людей хорошими дизайнерскими вещами.

Ни одно из намерений не было явно исполнено. Вещи, дизайн которых разработали в Баухаусе, хоть и производились серийно, даже в свое время стоили прилично для среднего класса. При этом ощутимого дохода школа так и не принесла. Однако практика последующих десятилетий показала, что глобально догадка была точной.

Владелец IKEA — массового производителя мебели и аксессуаров для дома, образцы которых разрабатывают дизайнеры не без художественных амбиций, — одно время был самым богатым человеком в мире. Некоторые недорогие стулья и табуретки разошлись стотысячными тиражами по миру, действительно его преобразив. Единственная сфера, где тиражирование дизайнерских вещей еще не заняло прочных позиций, — архитектура, в которой пока достаточно строго сохраняется разделение между уникальной авторской работой и тем, что можно было бы назвать товарами широкого потребления. Впрочем, типовые дома по проектам архитекторов строились в СССР и странах Восточного блока; и сегодня, несмотря на заслуженную критику, универсальные решения остаются одной из наиболее очевидных возможностей улучшения качества дешевого жилья.

Можно пойти дальше и сказать, что часто и в том, к чему рука дизайнера/архитектора не прикасалась, все равно заметны отзвуки известных образцов. Знающий взгляд без труда проследит связь между современными как будто безликими панелями и экспериментами великих модернистов в 1920-е годы, китайской долларовой заводской поделкой и работой знаменитого дизайнера.

Едва ли стоит считать это безоговорочной отсроченной победой плана Гропиуса. Во-первых, очень многие оказались не рады проникновению функционального дизайна и тем более архитектуры — настолько, что Вальтер Гропиус часто представляется фигурой почти такой же зловещей, как Ле Корбюзье. Мир чересчур хорошо усвоил уроки утилитарности и повторяемости у Баухауса, пропустив многие другие, более симпатичные.

Во-вторых — что куда более существенно, — бытовые последствия оказались не вполне предсказуемыми. Дешевизна стульев, футболок, трубочек для коктейлей и чашек имела колоссальный побочный эффект в виде потери ценности любой вещи в принципе. Мир наводнен бытовым мусором, доставшимся потребителю невероятно легко. Нельзя говорить, что новый ремесленник несет за это ответственность, однако он не способен контролировать происходящее. И что хуже — он не всегда может предсказать последствия хотя бы того, что он вроде как сам непосредственно сделал.

Дешевизна стульев, футболок и трубочек для коктейлей привела к потере ценности вещей в принципе.

Если фактически мастеру и удалось внедриться в производство, то этическая дилемма, которую это внедрение должно было устранить, остается неразрешенной — только более очевидной. Шестьсот с лишним страниц недавно переведенной на русский язык книги Ричарда Сеннета «Мастер» одним своим существованием доказывают неопределенность роли ремесленника или, говоря проще, профессионала в высокотехнологичном мире. Важная мысль Сеннета заключается в том, что мастерство обладает собственной этикой, является источником мотивации, отличной от рыночной, — такой, где умение самодостаточно.

Средневековые гильдии могли не только обучать делу — они, пользуясь определенным общественным положением, могли глобально контролировать качество продукции, по крайней мере в том регионе, где они находились. Современные профессиональные сообщества могут как угодно преуспевать в первом, последнее все равно затруднительно. В Баухаусе попробовали вернуть статус-кво односторонне: мастер вышел из мастерской, распространил свое влияние за пределы непосредственно создаваемых им вещей. И за сто лет стал в этом довольно изобретателен — начал делать конструкторы, дающие возможность создавать из одних и тех же компонентов разные предметы, научился вовлекать в свою работу обывателей, поставил себе на службу средства массовой информации. Цифровые технологии если еще не позволяют, то скоро позволят мастеру стать вездесущим, решать любые задачи в любом уголке Земли. Но и сегодня, если мы сталкиваемся с тем, что дома уродливы, а стулья неудобны или изготовлены из «плохих» материалов, то причина едва ли в недостаточном остроумии ремесленника, не сумевшего адаптировать свои навыки к потребностям миллиардов людей, политиков и неуклонно растущей экономики.

Успех воссоединения, о котором мечтал Гропиус, невозможен без того, чтобы и общество сделало шаг в сторону мастерской, признав ее ценности как необходимые, даже если и не понятные до конца. Впрочем, едва ли нечто подобное могло бы произойти по чьей-то воле, да и едва ли такая воля будет, так что полагаться приходится или на отрезвляющую катастрофу, или на необъяснимое счастливое стечение обстоятельств.

Фото Вальтера Гропиуса: DPA / DPA Picture-Alliance / AFP / East News.