«Я бы мог поставить фото Меркель рядом со снимком оргии»: Маргиналы на фотографиях Мирона Цовнира
Немецкий фотограф, режиссер, сценарист, писатель. Живет в Берлине. В 1980 году уехал в США, где провел 15 лет, фотографируя маргиналов Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и Питтсбурга. Автор нескольких фотокниг.
— Как и во всех моих фотографиях, в снимках, сделанных в Украине, я искал более темную сторону жизни. И меня шокировало, скольких людей, которые живут в страданиях и нищете на грани экзистенциального исчезновения, я встретил.
Я самоучка. Я выходил с камерой на улицы и фокусировался на ренегатах, аутсайдерах, бездомных, психопатах, эксгибиционистах, безумцах и панках. Потому что с ними я мог себя идентифицировать. Я был чувствителен к насилию, несправедливости, гневу и печали. У меня не было фотографов, на которых я равнялся.
Получится ли у меня снимок или нет — это не тот вопрос, который я себе задаю. Мне неинтересна техническая сторона фотографии. Я снимаю как лунатик, иду по наитию. Наверное, это интуиция.
Мне кажется, что интуиция — это что-то, что противоречит интеллектуальному подходу. Все, что я выбираю, — это место съемки или событие. Но где бы я ни оказался или кого бы я ни встретил, я отвечаю в соответствии со своим импульсом, ощущением, тем, что вызывает мой интерес.
Я снимаю, не задумываясь о том, будет ли это интересно кому-то еще. Если вы серьезно относитесь к своей работе, вы всегда будете самым первым и самым важным судьей для себя.
У меня определенно нет ожиданий относительно реакции других людей. Это зависит от них. Каждая реакция на мои работы является законной.
Я был бы не прочь сделать фотографии Чарльза Мэнсона. А вот Ангела Меркель была бы не очень интересна для меня с визуальной точки зрения, только в историческом контексте. Я мог бы поместить ее в мою следующую фотокнигу рядом с оргией или сумасшедшим.
В течение последних 60 лет в Европе было несколько крупных городов, которые являлись Меккой для нонконформистов. С 80-х годов и до сих пор Берлин мог претендовать на этот титул, потому что это единственная метрополия, которая не получила джентрификацию, и здесь все еще возможно, чтобы незаурядные художники и аутсайдеры жили и творили без особого экзистенциального давления со стороны.
После падения стены Берлин стал более космополитическим, но он стал и более беспощадным, более жестким, анонимным, опасным и дорогим. Это только вопрос времени, когда Берлин станет таким же капиталистическим и циничным, как любой другой великий город прошлого.
Фотография сама по себе не может ничего изменить. Если это не входит в повестку дня популярных СМИ, ваши фотографии не окажут никакого влияния. Медиаиндустрия ставит себе цель дезинформировать, манипулировать и развлекать, поэтому многие важные фотографии не публикуются.
Если я выхожу из дома, чтобы фотографировать, то именно этим я и занимаюсь. Я остановлюсь, только если к моей голове приставят ружье. Или если кто-то ранен, то я скорее позвоню в «скорую помощь», чем сделаю фотографии.
Если через 50 лет мои снимки уцелеют, я думаю, что они могут вызвать удивление и кое-какие вопросы у зрителей.
Я не верю в загробную жизнь. Мы не существовали до того, как родились, и мы не будем существовать после того, как умрем. Есть один шанс на миллиард, но все против нас.