Вова Воротнев: «Искусство не обязано быть полезным»

Творчество Вовы Воротнева — перформативное. В прошлом Воротнев граффитчик, и дух улицы он переносит в музейное пространство. В 2013-м в центре современного искусства PinchukArtCentre выставлялась его инсталляция «Праздничная побелка» — попытка обыграть традицию белить бордюры и деревья в начале весны. Еще раньше Воротнев рисовал граффити под псевдонимом Lodek, постепенно расширяя географию своих работ, а затем и формат.

Для своего последнего проекта «ЗА/С ХІД» Воротнев подобрал кусок угля в Червонограде, шахтерском городе во Львовской области, и отнес его пешком в Лисичанск, шахтерский город в Луганской области. Путь в тысячу километров занял больше месяца. Сделанные в дороге фотографии Воротнев сначала публиковал в инстаграме, а затем выставил в галерее «Мистецький Арсенал». Bird in Flight поговорил с художником про идею проекта, про схожесть и отличия разных регионов, а заодно про продакт-плейсмент в искусстве и подъем арт-среды.

Как родился ваш проект?

Идея возникла в Лисичанске, когда мы с инициативой «ДЕ НЕ ДЕ» делали проект в краеведческом музее об идеализированной агломерации Светлоград. По местной легенде, так должен был называться конгломерат нескольких городов — Кременной, Рубежного, Северодонецка (Лисхимстроя) и Лисичанска. Хотелось оживить формат музея, но без псевдопросветительства.

Я родился и вырос в шахтерском регионе на западе Украины, в усеянном, как и Донбасс, терриконами городе Червонограде. Моей целью было построить мост между похожими регионами.

Я обратился к жесту дара, преподношения — древнего политического ритуала, символизирующего примирение и дружбу. Такого рода артефакты-подарки — привычное дело в традиционной музейной экспозиции. Однако чтобы доставить уголек в регион, богатый углем, — в колыбель Донбасса — и не превратить это в насмешку, нужно было привнести в артефакт добавленную стоимость. Отсюда решение идти пешком, инвестировав на надрыве свое усилие.

Сколько населенных пунктов и километров в сумме вы прошли?

От Червонограда до Лисичанска прямой дороги нет. Поэтому я шел зигзагами, виляя, отъезжая в сторону и забредая в города, которые давно хотел увидеть. Каждый населенный пункт — будь то город или село — я записывал в дневник, но еще не считал, сколько прошел. Предстоит работа над стендом в музее — там и узнаем.

Почему в инстаграме проекта отдельным пунктом идут ворота с хештегом #traditionalukrainiangates?

Знаками на воротах я заинтересовался давно. Это какая-то языческая символика, кустарно сваренная конструкция, покраска эмалью ПФ-115 и бессознательное повторение паттернов по всей стране.

Со временем я по-своему расшифровал этот код. Все эти ромбы — это не абракадабра, а символы, репрезентующие народное мировоззрение. Так, пространство традиционных ворот делится на три уровня. Нижний — это вода, подземные воды. Передается чаще всего горизонтальными линиями или опускается как маргинальное, незначительное. Посередине главный уровень — Царь-ромб. Это знак земли, поля, огражденной территории и фертильности. Все это сверху освещают солярные знаки. На этот паттерн часто накладываются декоративные элементы — цветы, фрукты, лебеди.

В некоторых регионах каждое село имеет свой «корпоративный» стиль — характерные формы и цветовое решение.

Как вы рассчитали маршрут для своего проекта? Где ночевали?

Логика маршрута — от города к городу. Среднее расстояние между ними и было дневным юнитом измерения. На западе это примерно 30-40 километров, на восток пространство расширяется и снова сужается на промышленных территориях агломераций и рабочих поселков. Ночевал я в дешевых отелях, что тоже было предметом моего исследования: меня интересовала инфраструктура.

Пишут, что вы определяете проект как манифест единства. В чем заключалась ваша манифестация?

Я избегал плакатной манифестации единства. Во-первых, я сам не знал, «едино» ли это пространство. Я «прошивал» страну в первую очередь для себя. Проходя этот континуум, я ощущал сходность и отличия. И эти отличия сложнее, чем стереотипное разделение на политический Запад и Восток. Исторический бэкграунд и следы советской унификации в разных пропорциях присутствуют везде. Эффект от моего усилия может сыграть на риторическую манифестацию единства в контексте Крыма и войны на Востоке. И я этому только рад, поскольку я не нейтрален политически — я патриот территории под названием Украина.

Почему некоторые посчитали ваш проект актом примирения страны? Каково ваше мнение как художника: нужно ли примирение и возможно ли оно в принципе в сложившейся ситуации?

Когда я анонсировал акцию, то пытался учитывать возможный веер интерпретаций. Что-то я старался превентивно пресечь, а что-то сознательно оставил на самотек. Проект простой как палка, мне даже интересно, что тут можно додумать или исказить. «Примирение страны» — пожалуй, самая интересная интерпретация. Да, приношение даров — это традиционный жест почтения или примирения. Но между Червоноградом и Лисичанском нет войны. А в ЛНР или ДНР я уголь не нес — я не идиот.

Вы говорили, что не прочь рекламировать тот или иной бренд. Насколько уместен продакт-плейсмент в том, что мы привыкли считать арт-проектами? (Воротнев хотел пройти весь путь в кроссовках Saucony и предложил бренду выступить спонсором проекта. — Прим. ред.)

Для меня важен магический момент в кроссовках Saucony. Логотип бренда — символ воды, потому что Сокони Крик — это река в Курцвиле, Пенсильвания. Оттуда же родом мой любимый уличный художник Кит Харинг. Я знал, что ритейлеры этой фирмы откажутся от спонсорства (и отказались, когда мы их попросили). Пришлось купить кроссовки.

Насколько уместен продакт-плейсмент в искусстве? Настолько, насколько уместно все остальное. Лично я хотел нарочно выпятить такого рода поддержку, будто спортсмен, который, выступая, рекламирует какую-то марку. Это сознательное подтрунивание над чинным, добропорядочным, пристойным институциональным патронажем, в рамках которого выделяют бюджет на тот или иной проект, а взамен требуется некая общественная польза. Искусство не обязано быть полезным — во всяком случае, в терминах кафкианского деловодства грантодателей. Поэтому Saucony ничем не хуже Гете-Института.

После событий 2013—2014 годов многие, в том числе художники, стали спекулировать на теме Донбасса. Должен и может ли художник не из Донбасса говорить о нем и обрамлять ситуацию в свои смыслы?

Донбасс сегодня — наша общая точка. Многих волнует то, что там происходит. Для других это просто инструмент для достижения личных целей. Но как бы там ни было, нет закрытых тем ни для кого. Мнение со стороны так же важно, как изнутри. Никакого единства в художественной активности разных субъектов нет. Есть множество различных по качеству и этической составляющей проектов. К чему-то я отношусь комплиментарно, к чему-то враждебно.

Можно ли считать вашу акцию политическим высказыванием?

Да. Все — политика.

Группа «ДЕ НЕ ДЕ» связана с кризисным медиацентром. Их совместную деятельность некоторые считают патернализмом и ненужной дидактикой, другие говорят, что они занимаются переделом грантов и пускают их на сомнительные проекты. На ваш взгляд, обоснованны ли такие заявления?

Я считаю, что инициатива «ДЕ НЕ ДЕ», в которой я участвую, — это самое живое художественное сообщество в Украине. Дидактика и патернализм — это удел некоторых наших худосочных художественных объединений и институций, испытывающих странное возбуждение от игры в закостеневшие бюрократические машины. Ничего этого в деятельности «ДЕ НЕ ДЕ» я не замечал. А только благодаря практике поддержки «сомнительных» проектов смог реализоваться мой.

Существует стереотип, что во время смуты происходит расцвет арт-среды. Почему спустя три года мы так и не дождались его в Украине?

Меня не волнует расцвет арт-среды. Я в силу своих возможностей продолжаю заниматься художественной практикой. Меня радует деятельность многих других художников в Украине. А расцвет арт-среды, скорее всего, наступит после дождичка в арт-четверг. И об этом нам сообщат по телевизору и в интернете.